Мой старший сын родился в 2013 году. Роды были тяжелые: около 15 часов схваток с окситоцином, слабая родовая деятельность, гипоксия плода, экстренное кесарево сечение, но всё обошлось благополучно. Малыш здоров, а я, кроме легкой послеродовой депрессии, не знала проблем.
Я снова забеременела только спустя 5 лет. Я так долго ждала этого, что перестала уже верить. Но вот Бог послал мне этот шанс – шанс на счастье!
Всю беременность я отходила замечательно, не было никаких проблем: анализы в порядке, с малышом по всем показателям всё отлично.
Карапуза мы с мужем стали называть Мишей и очень прикипели к этому имени, а я привыкла к малышу – знала его распорядок дня и манеру поведения. С первым ребенком такого не было, а с Мишаней мы словно договаривались. Он понимал всё, что я от него прошу: например, шевелился по моей просьбе, когда делали КТГ, или наоборот, успокаивался, когда я просила не пинать меня ножкой. Он всё чувствовал и понимал. Мы с папой гладили животик, и ему это очень нравилось: он выпячивал попку, на сколько мог.
Из-за рубца на матке на протяжении всей беременности меня готовили к плановому кесареву сечению. Подходил срок ПДР, в женской консультации уже дали направление в роддом на госпитализацию и подготовку к плановой операции. Я выбрала роддом, в котором рожала первого сынишку.
Приговор
ПДР назначали на 20 августа. Днем 13 августа я поехала в роддом, меня обследовали, сказали, что всё хорошо и… настояли на естественных родах! Этот роддом славится тем, что успешно проводит родоразрешение естественным путем, даже если по многим показаниям изначально планируется кесарево сечение.
Я была против, но врачи настаивали: меня успокаивали тем, что восстановление после естественных родов пройдет быстро, через три дня я уже буду дома с ребенком, ну а если в процессе родов что-то пойдет не так, то меня всегда успеют прокесарить. Я дала согласие на ЕР и отправилась в родильный зал.
Тогда, как мне кажется, я и подписала смертный приговор…
Часам к 18 у меня отошли воды — резко и много – и начались очень сильные схватки . Казалось все идет хорошо: раскрытие стало полным ближе к полуночи, КТГ идеальное. Но вот Мишуля опустился в таз, и на КТГ стали терять сердцебиение. Но врач стал слушать через трубку, и вроде как было слышно сердечко… Начались потуги. Мне давали рукой потрогать вылезающую головку, чтобы я поверила, что уже скоро всё случится. Оставалось совсем чуть-чуть, последний рывок.
“Я собрала все свои оставшиеся силы с мыслью о награде: сейчас я услышу голосок моего сынишки, и всё закончится. Но всё случилось не так, как я себе представляла….
Ребенка быстро схватили, стали звать реаниматологов. Началась суета: все что-то кричат, я понимаю, что он не дышит, слышу, как его откачивают, говорят мне, что шансы есть.
Мне сообщают, что произошла полная отслойка плаценты, у меня огромная потеря крови. Мне делают общий наркоз для ручной чистки.
Я просыпаюсь – тишина вокруг… Наркоз ещё действует, и я в бреду спрашиваю: “Что с ребеночком?” Мне что-то отвечают, я засыпаю на несколько минут, потом снова просыпаюсь и спрашиваю: «Он жив?» Мне отвечают: «Нет»… Я снова проваливаюсь в сон.
Меня будит врач и рассказывает, что не спасли моего малыша. Принесли его показать, а он такой крохотный (3600 г и 52 см) и такой умиротворенный, будто спит… Мой маленький мальчик, чей голосок я никогда уже не услышу… Он очень красивый, похож на старшего братика.
Мне требовалась экстренная помощь из-за внутреннего кровотечения и обширной гематомы на матке, большой потери крови. Повезли в операционную, где мне пришлось удалить матку… Только там можно было спасти мою жизнь, но у меня уже не будет шанса самой стать мамой…
Первый месяц после шока
Осознание всего происходящего приходило постепенно. Несколько дней я провела под сильными успокоительными и снотворными, потом постепенно уменьшалась доза лекарств и увеличивалось понимание произошедшего. Через неделю возникло ощущение полной потери смысла жизни, началась апатия, депрессия.
Домой я вернулась через 10 дней. Моему первому сыночку уже 6 лет, я понимаю, что ради него нужно держаться и жить дальше… Но пока, по прошествии месяца, я не могу полноценно вернуться к жизни. Гормоны требуют маленького кроху, лактация наступает каждый раз, как я его представляю, а не представлять не могу. Я до сих пор просыпаюсь с ощущением того, что это был страшный сон. Но спустя мгновение я возвращаюсь в реальность.
Мои физические раны ещё не зажили, а моральные не заживут никогда: огромное горе случилось в моей жизни и мне с ним жить до конца. И тешит одна лишь мысль, что когда-нибудь я смогу воспользоваться помощью суррогатной мамы.
То, что случилось, не поддается никаким объяснениям. Мне бы очень хотелось прекратить себя терзать мыслями о малыше: каким бы он сейчас был? Сейчас воспоминания беременности причиняют мне боль, ведь все 9 месяцев я жила с мыслями о будущем с Мишаней: каким он будет, как я буду с ним нянчиться, что буду ему покупать. Даже выписку представляла из роддома, купила заранее выписной конверт с костюмом медвежонка…
“Все 9 месяцев я ощущала себя морально сильной, ведь я была не одна, во мне был целый мир, хотелось горы воротить. Столько планов было, но за одну ночь всё исчезло…
Я благодарна всем, кто оказал мне поддержку, особенно моему мужу. Всем, кто писал мне, поддерживал и приносил свои соболезнования. Спасибо фонду “Свет в руках” возможность поделиться своей болью и утратой и за предложенную поддержку. Это придавало и придает мне силы держаться. Осознание того, что я не одна, что люди сопереживают и готовы помочь, — бесценно. И бесконечно жаль, что только при таких обстоятельствах начинаешь поистине ценить человечность.
