Это была моя вторая беременность. В первый раз мне делали кесарево сечение, поэтому в этот раз тоже планировали операцию – на 7 марта.
Не по плану
8 февраля 2023 года, на сроке 34 недели и 4 дня, у меня начал болеть живот, схваткообразно. Я пошла на приём к гинекологу, он отправил меня в роддом с угрозой преждевременных родов. В роддоме меня осмотрели – родовой деятельности не было, но КТГ показывала схватки. Мне поставили магнезию, но живот так и не переставал болеть. Тогда, не докапав магнезию до конца, меня решили экстренно оперировать. Началась операция, прозвучала фраза врача: «Он застрял, дайте стул». Я немного напугалась, но надеялась на то, что всё будет нормально. Ребёнка выдавливали, и это время казалось мне вечностью. Малыш родился в 19:30, с ростом 48 см и весом 2960 г. Когда его наконец вытащили, я услышала плач. Мне сказали, что я могу успокоиться, всё нормально. Я ждала, что ребёнка мне покажут, спросила, где он. Мне ответили, что им пошли заниматься, т.к. он недоношенный.
Далее снова звучит пугающая фраза врача, мол она не знает, как меня зашивать, потому что у меня спайки. Она пытается позвонить по видеосвязи заведующей отделением, чтобы проконсультироваться; та решает приехать и зашить лично. В итоге полчаса я просто лежала на операционном столе в ожидании, и вся жизнь проносилась перед глазами. Когда заведующая приехала, спинальный наркоз меня уже отпустил, стало больно и неприятно, поэтому зашивали меня под общей анестезией. В общей сложности я провела в операционной три с половиной часа.
Плохие новости
В первом часу ночи ко мне пришёл врач из детского отделения. Она сказала, что состояние ребёнка ухудшается, что он на ИВЛ, у него пневмония и нераскрытые лёгкие. Все говорили, что ребёнок сильно недоношенный, хотя по всем параметрам он был зрелым малышом. Утром 9 февраля я подписала документы на его транспортировку в перинатальный центр в другом городе. В 9:30 приехал врач этого центра, стабилизировал состояние ребёнка, так что он даже стал сам дышать, и порекомендовал транспортировку в реанимацию другой больницы, т.к. перелёт на вертолёте в другой город будет опасным.
Ребёнок был крайне тяжёлым, но стабильным. В 16:00 приехала врач реанимации, чтобы забрать его. Около часа она за ним наблюдала – состояние по-прежнему было стабильным. Меня позвали к малышу, сказали, что его забирают. Я снова подписала документы и вернулась в палату. В 18 часов меня позвали в детское отделение. Войдя туда, я спросила, что случилось, и тут же увидела, что мой ребёнок лежит в кувезе, накрытый белой простынёй. Мне никто ничего не объяснил, там и некому было объяснять. Меня просто оставили одну, а потом увели в палату. Буквально через 15 минут приехал муж, его пустили в роддом, чтобы хоть как-то меня успокоить. Меня перевели в отдельную палату в конце коридора. Нам сказали, чтобы мы особо не переживали, через два года родим ещё. Я пролежала в роддоме пять дней, слушала плач малышей и сходила с ума. За эти дни я так и не добилась ответа, от чего умер мой ребёнок.
13 февраля я написала отказ от госпитализации, потому что в этот день нужно было забирать малыша из морга. За нами приехали мои родители. В морге ребёнка одели и положили в гробик. Я села с малышом на заднем сидении, не хотела открывать гроб, боясь, что увижу поврежденное личико, а я бы хотела запомнить малыша живым. Но накануне я общалась с девушкой, у которой тоже умер ребёнок, и она говорила, как сильно жалела, что не поцеловала его. На кладбище я решила всё же открыть гробик. Мой малыш был самым красивым ангелом на свете, я его потрогала, поцеловала, погладила по голове. Я так благодарна той девушке, потому что сейчас я бы себе не простила, если бы не поцеловала ребёнка в первый и последний раз.