Восьмого июля, в День семьи, любви и верности, я узнала, что мы ждём нашего второго малыша. Старшему сыну тогда было три года. Беременность протекала хорошо, не было ни токсикоза, ни отеков. На 16 неделе мы узнали, что будет второй мальчик, и сразу назвали его Егором.
Не по плану
На 33-34 неделе ухудшились показатели мочи, пришлось пить мочегонное. В 34 с половиной недель с утра стал болеть живот. Я подумала, что это тонус, поехала к гинекологу, там поставили диагноз «угроза преждевременных родов, тонус матки» и направили в роддом, на сохранение. По дороге боли стали усиливаться и учащаться. В роддоме меня осмотрели, сказали, что матка не в родах, что мне нужна магнезия, и тогда тонус уйдет. КТГ же показывала схватки. Врач принимает решение сделать операцию, чтобы не терять время, к тому же в первый раз у меня тоже было кесарево сечение. Поставили укол для раскрытия легких у малыша. Я в слезах шла в операционную, прокручивая в голове миллион мыслей: «Недоношенный… Хоть бы задышал, хоть бы всё было хорошо…»
Мне делают анестезию, начинается операция. Вдруг врач говорит, что малыш застрял и начинает его выдавливать в разрез. Мне стало плохо – при спинальной анестезии, когда давят на лёгкие, становится очень трудно дышать. Спустя какое-то время малыша достали. Мой сын родился 8 февраля 2023 года, в 19:30. Я услышала плач и переспросила стоящего рядом анестезиолога, мой ли это мальчик плачет, он ответил: «Да, можете тоже поплакать от счастья».
И тут начался самый кошмар. Я услышала фразу врача: «Позвоните главврачу, я не знаю, как шить». Слава Богу, что главврач смогла приехать в роддом и помочь. Полчаса я лежала на столе и гадала – умру я или выживу. Наконец, мне сделали общий наркоз и зашили. Я очнулась около полуночи. Тут же пришла ко мне детский врач и сказала, что состояние моего Егора ухудшилось. У него выявили пневмонию, лёгкие не раскрылись…
Сынок-ангелок
Я не могла в это поверить. Как? Он же плакал! До утра я не знала, что делать. После наркоза смогла встать только утром и сразу же пошла к малышу – его состояние нестабильно тяжёлое, и нужно перевозить в реанимацию другого роддома. В 11 утра состояние стабилизировалось, но осталось тяжёлое. За малышом смотрели весь день, к вечеру, когда уже были уверены, что он стабилен, решили перевозить. Я подписала документы, посмотрела, как готовили кувез, рыдала, боясь его отпускать. Вернулась в свою палату. Через 45 минут я хотела позвонить в реанимацию, чтобы узнать, как малыш перенёс поездку, но в палату вошла женщина и позвала с собой. Сначала я подумала, что меня ведут на какую-то процедуру, но как только увидела, что она зашла в палату, где был мой малыш, поняла, что что-то не так.
— Что-то случилось? – спросила я
— Да, — ответила она холодно и ушла. Я повернулась к окну, у которого стоял кувез, и увидела, что мой малыш накрыт белой простынкой. Я тут же упала на пол и стала плакать. Я не понимала, что произошло, — ребёнок был стабильный, мне говорили, что с ним точно всё будет хорошо, но мой Егорушка умер.
Меня перевели в отдельную одиночную палату, где я пролежала пять дней, слушая плач других малышей. Я боялась, что сойду с ума. Наступил день выписки. На заднем сидении машины стоял гробик с нашим малышом, и я сидела с ним рядом. Все 60 километров от роддома мы ехали молча.
“В это время меня поддерживала девушка, у которой ребёнок умер в родах, она мне советовала не совершать её ошибок, открыть гробик и посмотреть на своего малыша. Когда мы приехали на кладбище, я решила последовать её совету.
Мы с мужем и родителями целовали малыша, трогали его ручки, пытались запомнить его личико. Это был ужасный день. После похорон мы поехали домой помянуть малыша, и там я наконец-то встретилась со старшим сыном. Я боялась, что он спросит про Егора, не была уверена, что смогу ответить. К нашему удивлению, когда сын меня увидел, он как будто сам всё понял, несмотря на возраст. Я была с черными кругами под глазами, без живота и без Егора.
Прошло время. Раз месяц мы ходим на кладбище и носим игрушки и живые цветы на могилку. Мой сынок-ангелок навсегда останется в сердце и в памяти.
