Моя малышка должна была родиться в конце ноября, но в ночь с 13 на 14 октября у меня поднялась температура до 37,9. К вечеру начались небольшие схватки, которые я приняла за тренировочные. Выпила но-шпу и вставила папаверин, но боли не утихли. Муж работал в ночь. Я уложила старшего ребёнка спать и вызвала скорую, так как схватки стали болезненными. Прошел час, скорая не ехала. Тогда я позвонила диспетчеру снова, чтобы узнать, выехала ли бригада. По каким-то причинам мою заявку не оформили, пришлось вызывать заново.

Через полчаса меня, наконец, отвезли в перинатальный центр. В приёмном отделении меня осмотрел врач и сказал, что надо наблюдать, после чего меня отправили в родильное отделение. Там выяснилось, что у меня раскрытие на полтора пальца. Врачи поставили капельницы, чтобы остановить роды. Заодно мне сделали уколы, чтобы в случае родов лёгкие малышки раскрылись. К утру уменьшился интервал схваток, а к обеду они окончательно прошли. Я была счастлива, что преждевременные роды на 34 неделе удалось остановить.

Ночь я провела в родильном отделении, где мне удалось поспать пару часов, а на утро меня перевели в палату. День прошёл как обычно. Все мамочки в палате переживали за своих детишек, так как все лежали на сохранении на больших сроках. К вечеру у меня опять поднялась температура 37,2 и начались схватки. Мы с девочками считали интервал между ними. В итоге я попросила заведующую отделения осмотреть меня. Раскрытие как было 1,5 пальца, так и осталось. Меня отправили в палату. Через пару часов интервал стал 6-7 минут и боль увеличилась. Кто-то из девочек пошёл за врачом, меня заново осмотрели и сказали, что родовая деятельность началась…

Родишь сама

В родильном отделении меня приняли не очень радушно, сказав, что у меня нет схваток на мониторе, на что я ответила, что рожала и знаю, что это они. Всю ночь я промучилась со схватками, в перерывах слушая храп акушерки. Под утро меня снова осмотрели, раскрытие было 6 см. Врачи решили проколоть пузырь, чтобы ускорить роды, пообещав, что к 8 утра я уже рожу.

В 8 утра у врачей началась долгожданная пересменка. Мне сделали укол – схватки прекратились. Пришёл новый врач, констатировал раскрытие в 7 см. Через полчаса зашла врач, которая принимала меня ночью, и удивилась, что я еще не родила. Я попросила сделать кесарево сечение, так как схватки прекратились. Мне отказали, сказав, что сама рожу.

Время шло время, схваток не было. Врачи по очереди ругали, что я ленивая и не хочу рожать, что должны уже быть и схватки, и потуги. А у меня и со старшей дочерью не было потуг. Через какое-то время пришёл заведующий отделением хирургии, принимавший меня в роддом. На мои просьбы сделать кесарево из-за того, что нет схваток, он так же отвечал, что рожу сама. Я не понимала, как я сделаю это без схваток. Начинала тужиться, когда мне говорили, но у меня не получалось. Врач вставлял палец в анус и сказал, что потуги должны быть примерно такие. Я ничего не чувствовала. Когда в очередной раз мне сказали тужиться, и я не смогла, врач, разозлившись, собрался уходить, а два других врача уговаривали его остаться, потому что они сами не справятся. Помню мысль в голове: «Как вы вдвоём не справитесь? Зачем вы здесь?» В итоге первый врач все же ушел. Через капельницу мне продолжали по кубу вливать какое-то лекарство. На животе стоял датчик. На лице – маска с кислородом, на которую я жаловалась, что там ничего нет. Сначала мне сказали, что я неправильно дышу, но потом выяснилось, что действительно кислород не шел. Меня решили посадить на судно в надежде, что, может, я хоть так смогу потужиться, но схватки так и не приходили.

Примерно в 10:25 я в последний раз попросила, чтобы мне сделали кесарево сечение. И в 10:30 врачи сами предложили мне операцию, т.к. КТГ показывала, что ребёнку плохо.

Я коряво расписалась в документах, и меня экстренно повезли в операционную. Операцию проводил врач, с которым меня уже несколько раз сводила судьба – заведующий отделением хирургии. Во время операции я слышала, что матка у меня «деревянная». Врачи пытались «выдавить» ребёнка, но не вышло. Как я потом узнала от врача, ему пришлось за ноги вытаскивать ребёнка. Все это сопровождалось бранью.

“Я не понимала, в чем дело. Рядом со мной были двое анестезиологов, которые с начала операции развлекали меня игрой горячо-холодно, но тут они замолчали. Я спросила их, жива ли девочка, и услышала: «Потом узнаешь».

Пока моей малышке запускали сердце, меня зашивали два других врача. Их тон больше не был раздражительным, наоборот, они стали очень любезны.

Меня перевели в реанимацию. Позже ко мне пришла медсестра из детской реанимации и сказала, что у девочки гипоксия, и она будет под наблюдением. Через 3 часа меня проведали заведующий отделением хирургии и одна из врачей, Татьяна Валерьевна, которая принимала роды. Мне сказали, что я могла бы родить сама, но теперь они достали живой труп, и если ребёнок и выживет, то будет инвалидом. Заведующий отделением ушел. Татьяна Валерьевна осталась, успокаивая меня. Позже она еще несколько раз поднималась ко мне с новостями из детской реанимации.

Кто виноват?

К вечеру я более-менее отошла от операции, и меня перевели в послеродовую палату, сказав, что покажут мою малышку. Это было моим стимулом. Вечером я пошла к своей девочке. Было больно смотреть на неё. Мне объяснили, что она в крайне тяжёлом состоянии, но давали надежду. Мы успели её окрестить. Мужу разрешили прийти к ней. А в десятом часу вечера за мной пришли. У дочки отказали почки, и ей оставалось жить всего минут 30…

“Перед глазами была страшная картина – моя крошка вся в трубках, живот раздут, дыхание прерывистое. Я попросила не делать ей реанимацию, на что реаниматолог сказал, что они обязаны бороться до конца.

Постояв с крошкой несколько минут, я попрощалась с ней. Я боялась находиться рядом, не хотела видеть её мучений и боялась, что она умрет у меня на глазах. Потом я пожалела, что она умирала в окружении врачей, а я просто сидела и ждала от них звонка.

Моя доча оказалась сильнее, и, вместо получаса, прожила 1 час и 10 минут. В 23:05 её сердце остановилось. К сожалению, моя крошка прожила всего 36 часов 22 минуты. Я всю ночь пролежала, не сомкнув глаз, но не плакала – думала о похоронах.

На следующее утро врачи пришли со мной поговорить. Татьяна Валерьевна – с сочувствием, а заведующий отделением хирургии – со словами, что в этом виновата только я. Он выписал мне феназепам, чтобы я выспалась, и вышел. С Татьяной Валерьевной был другой разговор. Она убеждала меня, что надо планировать следующего ребёнка, что она для этого все возможное сделает.

Остальные дни проходили как в тумане. Я ничего не хотела, постоянно плакала и ничего не понимала. Я обозлилась на медперсонал, который только после случившегося стал относиться ко мне нормально. Все перемешалось, я обвиняла то их, то себя.

Настал день выписки. Я вышла одна, без моей дочки, которую мы так ждали, планировали. Нам казалось, что весь мир будет крутиться вокруг неё.

“Мы придумали имя и называли ее только по имени. Мы всю беременность относились к ней так, как будто она уже родилась и находится здесь, с нами.

Было очень много вопросов без ответов. Как прийти домой и сказать старшей дочке, что её сестрёнки нет? Как сказать так, чтоб не травмировать её? День похорон прошёл, а как жить дальше?

Мне хочется быть одной. Не хочется расспросов, взглядов. Не хочется вообще быть здесь. Пыталась переключиться на старшую дочь, но не помогает. Пытаюсь держаться в семье, но когда остаюсь одна, боль съедает меня изнутри. Что делать дальше? Научусь ли я жить с этим? Я молюсь, прошу у Бога сил. Бывая на кладбище, понимаю, что, наверно, за нас уже все решено. От этой мысли становится легче, а утром снова не хочется вставать. Мне стало чуть спокойнее после написания моей истории.

Если у вас или у близкого вам человека похожие мысли и вопросы, если вы не знаете, как жить после потери долгожданного ребёнка, попробуйте позвонить в фонд «Свет в руках». Помните – вы не одна! Помощь рядом, только попросите. Многие ответы на вопросы, вроде «Как рассказать старшим детям», вы можете найти на сайте в разделе Родителям à Брошюры. Это бесплатно. Всегда.