День, разделивший мою жизнь на “до” и “после”

2 декабря. Помню, как в приподнятом настроении спешила в женскую консультацию, на второй скрининг. Наконец-то я узнаю, кто там живёт в животе! На аллее у роддома лежал снег, и я сфотографировала его в лучах заката. Тут же выложила в Инстаграм. Это фото так и останется последним фото там, где я ещё ничего не знаю.
Рядом с ЖК увидела выписку из роддома, розовые шарики. Написала мужу, будем считать это знаком? Мы хотели девочку. Едва я легла на кушетку и врач ультразвуковой диагностики посмотрела в монитор, я поняла – что-то не так. На первом скрининге она была приветлива, распечатала мне фото для семейного альбома, а тут её лицо будто окаменело: вод совсем нет. А следом страшное: «У вас в роду пороки развития были?»

Как будто остановилось время

Я как со стороны слышала свой голос. Вспомнила порок сердца у свекрови, заячью губу у брата. Помню, что УЗИ длилось долго: малое количество вод не давало ничего рассмотреть. Я смотрела в белый потолок кабинета, слушала стук сердца ребёнка, а в голове билась одна мысль: если этот стук прекратится, я умру. Я сразу же умру.
Мне даже не смогли сказать пол ребенка. Сухие фразы про отставание в развитии, маловодие.
— Скажите, а что-то ещё можно исправить или это значит… что всё?
— Я этого не говорила, заметьте, — сердито отвечает врач. — Езжайте в медико-генетический центр, там специалисты всё вам скажут.
Сейчас я понимаю, что она хотела обезопасить себя от возможных жалоб, ведь бывают и неадекватные пациентки. Понимаю, что врач ЖК мне ничем не обязан и в её служебные обязанности не входит сочувствие. Но как же мне было плохо не только столкнуться со страшной новостью, но и с нежеланием озвучить подробности…

Я чувствовала, что у меня должна быть девочка

Обратную дорогу не помню, всё скрылось за пеленой слёз. Смогла только позвонить мужу и попросить его приехать как можно скорее. На автомате зашла в магазин за средством для мытья посуды. По велению сердца прихватила среди новогодних талисманов игрушечную мышку в розовом платье – пусть будет нашим талисманом.
«Мы справимся, — шептала я ей в тишине и темноте квартиры, ослепнув и охрипнув от слёз. – У нас семейная традиция: твоя прабабушка, бабушка и мама родились в год крысы! Держись, мышка. Я сделаю всё, что могу. Я, папа и старший братик ждем тебя. Верим в тебя».
Муж с окаменевшим лицом утешал меня в тот вечер. Сын, вернувшись после садика от бабушки, не понимал, что с мамой, обнимал и утешал. И только понимание, что вод и так мало, ребёнку тесно, спасало меня от истерики.

Пока ещё вместе

На следующий день, во вторник, я поехала в медико-генетический центр. К сожалению, туда так просто не попасть, и меня записали только на пятницу. До этого момента я жила как во сне, мечась от отчаяния к надежде. Каждый пинок ребенка – а их было очень мало – наполнял сердце ужасной болью и предчувствием утраты. Помню, я как-то стояла у окна, гладила живот и говорила: «Смотри, как красиво, солнышко и облака. Мама тут. Пока нам ещё позволено быть вместе».

В пятницу мы поехали на УЗИ в медико-генетический центр вместе с мужем. Врач долго изучала картинку на мониторе, приглашала коллег. В итоге огласила вердикт: у ребёнка не развились почки. Это приговор, а с таким количеством вод малыш не доживет до родов в любом случае. Диагноз записали: «агенезия, Поттер синдром, ангидрамниум (отсутствие вод)». Мы с мужем держались за руки. Я боялась взглянуть на монитор, увидеть, как шевелится мой обреченный малыш. Мне хотелось запомнить то фото с первого УЗИ, «для семейного альбома».
— Почему? Почему на первом скрининге всё было нормально, а теперь…? — спросил муж.
— К сожалению, так бывает, на первом скрининге мы не можем оценить все органы и системы плода, — ответила врач.
— А сердцебиение нормальное, сердце работает в норме, — прозвучало от врача, как контрольный выстрел. Сердцебиение, которое мне придется остановить.

Две недели ожидания

На понедельник назначили консилиум, который должен был выдать заключение о прерывании беременности. Как я жила эти дни? Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Но ровно две недели должны были пройти между роковым УЗИ и операцией. Самые страшные две недели в моей жизни.
Мне удавалось даже держать лицо, мы с мужем отвлекали друг друга, умудрялись даже шутить. Я объяснила сыну, что малыша не будет, и маме придется какое-то время побыть в больнице. Вокруг разгоралась предновогодняя суета. И как ни странно, все эти украшения меня немного подбадривали. Красота чуточку утешала. Хотя бывали моменты, когда я плакала, выла и кричала в подушку так долго, что пропадал голос.

Операция

Мне назначили кесарево сечение под общим наркозом, так как выявили предлежание плаценты и риск кровотечения. С одной стороны, я порадовалась – не искусственные роды, я засну и проснусь, когда уже всё закончится. С другой стороны, я очень боялась наркоза.
В пятницу, 13 декабря (символично!) я оформилась на гинекологическое отделение. Сказали приезжать в воскресенье днём. Мышку в розовом платье я взяла с собой. Мне понравился мой врач, который должен был оперировать – он излучал добродушие и уверенность, называл своих пациенток «солнышками». Соседки по палате подбадривали меня. Особенно мы сдружились с Полиной, чуть старше меня, ей в тот же день делали лапароскопию.

Помню, как я шла на операцию: меня позвали первой, так как моя операция была в этот день самой сложной. Я сидела перед операционной, положив руку на живот и прощаясь с дочерью. Странно, но в утро операции я будто бы не чувствовала шевелений. Чтобы отогнать страшные мысли, я мысленно пела одну и ту же строчку из песни Верки Сердючки «Хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это знаю…» Повторяла эти слова, как заведённая, пока мне не вкололи наркоз, и лампы операционной не поплыли перед глазами.
Очнулась я с болью в животе на каталке по дороге в палату интенсивной терапии. Было плохо, мир как будто пытался восстановиться из осколков. Все кончилось. Опустошение. В животе. В сердце.

Врач потом сказал, что операция прошла нормально, кровопотеря совсем не большая. Все репродуктивные органы остались при мне. В ту ночь в интенсивной терапии я так и не смогла уснуть. Сердце колотилось так громко. Сквозь пелену, скрывшую чувства, пробивалось стихотворение:

Не с первого раза, не с первого раза
Рождаются в мире крылатые дети,
Они всех добрее и краше на свете
Их светлые души не видимы глазу…

Огни в темноте

Ощущение облегчения было со мной недолго, как послеоперационная анестезия. Я держала лицо, бодрилась. Я общалась с соседками и слушала аудиокниги. Этот лёд треснул, когда я увидела белые капли, выступившие из сосков – несмотря на таблетки, пришло молоко. Истерика накрыла меня: молоко пришло, но некому его дать. Мой ребенок погиб, его нет. Полина позвала медсестру, мне дали успокоительное…
Я лежала в больнице полторы недели. Моя семья и друзья поддерживали меня, как могли. Я очень благодарна им всем, как будто один за другим зажглись огни в темноте. Некоторые светили из других городов и даже стран, обогревая мое замерзшее сердце. Я очень благодарна моим участковым врачу и акушерке из ЖК: они звонили, спрашивали, как всё прошло, выражали сочувствие и готовность помочь.
Маленькая плюшевая мышка в розовом платье сидела на тумбочке у больничной кровати. Иногда, когда соседки спали и не могли видеть, я брала её, прижимала себе и плакала.

Искра

В день выписки я сидела и ждала документы и мужа, который уже ехал с работы меня забрать. Получив выписку, я глянула в неё: «На сроке 22 недели… за ножку извлечён плод женского пола без признаков жизни». Перед глазами упала тьма, горячие слезы брызнули фонтаном. Мне кажется, так я не плакала никогда в жизни. Испуганные соседки побежали за медсестрой, которая втиснула мне в руку чашку с успокоительным чаем и говорила что-то вроде: «Лучше сейчас, чем мучиться всю жизнь». Тогда мне многие приводили этот аргумент в утешение. Я не слышала. Моя малышка. За что?! Прости меня, прости меня, прости…

Уже потом я связалась со своей знакомой гинекологом, которая вела мою первую беременность. Она сказала, что раз было написано «без признаков жизни», значит, малышка умерла раньше, до операции – это было мне утешением. Ведь было кошмаром думать, что я сама легла на стол и дала ее убить, выпотрошить меня, забрать самое дорогое. Мне хочется верить, что момент был выбран верно.

Моя мышка, моя звёздная душа, ты пыталась спуститься на землю, но «скафандр» оказался не оснащён всеми системами жизнеобеспечения. И пришлось «вернуться на базу».

Мне страшно сейчас даже думать о новой беременности, да и второй рубец на матке мне пока не даёт такой возможности. Но я обещаю, что если нам будет дан ещё один шанс, мы справимся. «Земля вызывает позывной Искра». Так я хочу назвать девочку в своей будущей книге о приключениях в космосе.

Я сделаю НИПТ (неинвазивный пренатальный тест), чтобы не допустить повторения этого кошмара, если мы с папой решимся снова. Готовься к новой миссии, звёздная мышка. Мы любим тебя. Мы будем ждать. Даже если ты придешь через много-много лет, и мы будем звать тебя внучкой.