Успокойся и помоги себе сама
В 2018 году меня на скорой доставили в больницуc острой болью в правом боку. Хотя результаты УЗИ и показали кисту правого яичника, меня выписали через шесть дней, без операции. Сразу после выписки я обратилась в другой стационар – боль не давала ни сидеть, ни ходить. Уточнённый диагноз прозвучал громом среди ясного неба: объёмное образование правого яичника. Ещё через месяц я одновременно получила результаты МРТ и анализа жидкости в брюшной полости – тератома, подозрение на онкологию.
Прогнозы были крайне неутешительные: смертность по диагнозу составляла 85%, операция обязательна, но была большая вероятность, что вырежут всё. Гинекологи говорили, что на репродуктивной функции можно поставить крест. Мне было 27 лет. В итоге удалили только опухоль с правым яичником и правой трубой.
Я всегда хотела детей
Пока болела, распалась моя личная жизнь, но я твёрдо знала, что если мне оставят матку, я пойду на ЭКО. Пусть даже одна. Полгода я лечилась, встала на учёт в центр репродукции, собрала бумаги. И только через год, после всех мытарств с анализами, сопутствующими процедурами, стимуляциями и прочим, 22 февраля мне перенесли два эмбриона.
13 марта УЗИ показало плодное яйцо с эмбрионом и сердцебиение. Я была счастлива, но по-прежнему на препаратах. В конце апреля, на сроке 13 недель на первом скрининге узнала, что жду девочку. Я очень люблю плюшевых мишек и всю беременность говорила, что у меня будет маленькая мимимишка. То же обследование не показало никаких патологий, разве только краевое предлежание плаценты.
А вот по результатам скрининга крови меня направили на консультацию к генетику. Врач сказал, что риск хромосомной патологии очень высок, нужно делать амниоцентез, но есть вероятность выкидыша. Под давлением обстоятельств я начала подписывать согласие…И тут зашевелилась дочь. Я уехала от генетика в слезах, не завершив процедуру.
Не найдя ни в ком поддержки, я сделала неинвазивный скрининг и экспертное УЗИ. Обследования не выявили никаких патологий. Единственное, что меня насторожило – шейка матки стала укорачиваться. И хотя участковый гинеколог успокаивала меня возможностью «в случае чего» поставить кольцо, я беспокоилась.
Следующие пару недель мне казалось,что дочь редко шевелится – я даже бегала к врачу слушать сердцебиение допплером. Мне снились странные сны: то я купаю и почему-то топлю новорождённого мальчика, то вижу во сне, что у ребёнка слишком большая головка.
Новости
Я записалась на УЗИ на 9 июня, на неделю раньше планового. На обследовании не видели никаких проблем с дочкой, даже сделали 3D и увидели, что она похожа на меня. А потом врач притихла. Я понимала – что-то не так. Меня срочно отправили в стационар: внутренний зев открыт, плодный пузырь пролабирует, закрытая часть шейки короткая. Я взяла направление, собрала вещи и на такси уехала в больницу, в которой раньше проработала 8 лет.
В стационаре мнения врачей разделились: кто-то считал, что надо срочно шить, кто-то уверял, что установки кольца будет достаточно. На следующий день, в среду, мне всё-таки поставили кольцо Арабин. Планировали в пятницу поставить капельницу с магнезией и отпустить домой.
В четверг вечером на окно палаты сел голубь – я ещё тогда сказала: «К новостям…»
В пятницу днём, 12 июня у меня появились бурые необильные выделения. Мне поставили но-шпу, но когда я пошла в туалет, у меня отошли прозрачные воды. Я выбежала в коридор, а воды всё текли по ногам. В смотровой воды всё ещё текли, живот уже спал.
“В истерике я рыдала и выла, просила помочь. Мне сказали, что помочь ребёнку уже нельзя, срок 19-20 недель, во внешней среде она не сможет, без вод – тоже. “Будешь рожать. Успокойся и помоги себе сама”.
Пустота
Дальше был окситоцин, таблетки для размягчения шейки, бесконечные осмотры на кресле, сочувствующие взгляды, фраза «Держись. Родишь ещё…» Два часа, пока капал окситоцин, я чувствовала шевеления ребёнка и понимала, что она умирает. Когда я перестала её чувствовать, наступила пустота. Я обречённо ходила по коридору среди беременных, лежащих на сохранении. Казалось, что все они смотрели на меня.
Потом открылось кровотечение. Открытия нормального не было, кровило сильно, но и схваток не было. Приближалась ночь, родовой деятельности так и не было, кровотечение не останавливалось. Никакие средства не помогали. Врач ставила вопрос об операции, но так как ночью её делать всё равно не будут, отправила меня спать. К нам в палату положили женщину на таком же сроке, как у меня. Я сидела и слушала, как она разговаривает с животом, а мне было не с кем разговаривать. Моя дочь уже умерла внутри меня.
Ночь прошла тяжело. Я полулежала на кровати и смотрела в окно. Схваток и болей не было. Очень много разговаривала с дочерью, просила прощения за то, что не смогла подарить ей жизнь. И умоляла забрать меня с собой.
В 8:25 за мной пришла врач. Меня положили на кресло, повесили очень много капельниц, начали фиксировать ноги. Меня била дрожь, я слышала, как раскладывают инструменты, видела, как молча вошла вторая врач. Свободной от капельницы рукой взялась за крестик на шее и сказала: «Мне страшно». Наркоз…
Когда я открыла глаза, было светло и солнечно. Вспомнив всё, я начала выть и рыдать. Всё закончилось.
“Врач начала меня ругать, говорить, что если я буду так себя вести, матка не сократится. И я спросила сквозь истерику: “Ну за что? За что вы со мной все так разговариваете? Что я кому плохого сделала? Вечером я слушала, что очень некстати вся эта ситуация именно ночью, потому что это такой геморрой и вдруг осложнения какие. Сейчас меня ругают за слёзы.”
Я больше не могла сдерживаться, мне было обидно и больно. Врач вышла, потом вернулась. Дальше разговаривала спокойно, совсем по-другому.
Держаться
В больнице я провела ещё три с половиной дня. Бесконечно что-то капали, кололи. Потом пришло молоко, я перетягивала грудь бинтами. Поддержки ни от кого не было. Мама на второй день по телефону спросила: «Сколько уже можно реветь?». А сколько нужно, мама?
Отёкшая, опухшая от слез, с ещё не до конца опавшим животом, с перетянутой до синевы грудью, исколотыми до синяков руками, я приехала к маме за ключами от квартиры и котом. Она отвела глаза при встрече.
“Дома меня накрыла истерика. Я вешала на холодильник все снимки УЗИ по беременности, все фото, которые мои родственники решили спрятать в моё отсутствие. Кое-как нашла, куда убрали фото, нашла малюсенькие носочки с мишкой и маленький бодик с надписью “Я люблю маму”, села на пол и завыла во весь голос. Я поняла, что ничего не вернуть.
Когда-то на этапе подготовки к беременности врач посоветовала мне посадить цветы. Представить, что я ращу жизнь внутри себя. И вот, оказавшись дома, я вышла на балкон и увидела три ящика буйно цветущих бархатцев, ящик цветущих анютиных глазок. И заплакала ещё больше: я думала, что они зацветут, а я беременная буду выходить на балкон, смотреть на них и радоваться. А теперь остались только эти цветы.
Мне все говорят, что надо держаться. Но никто не говорит, за что держаться и как? Никто не готов об этом говорить. По закону я даже похоронить её не могу: во-первых, на сроке 19-20 недель ребёнок считается отходами, а не человеком. Во-вторых, плодоразрушающая операция. Но я была бы готова забрать даже то, что есть, лишь бы знать, где она будет.
Теперь каждое утро мне приходится выстраивать логическую цепочку: что случилось и почему я не беременна. Потому что круг не замкнулся: я носила ребёнка, но вместо родов живого малыша у меня был наркоз, операция, пустой живот и перетянутая грудь. Такое ощущение, что у этого нет конца. Но я очень хочу верить, что моя дочь придёт ко мне снова.
Но как дожить до этого «снова» и не сойти с ума? В самом начале мне помогли истории родителей с сайта фонда, который я нашла случайно. Прочитала их все. Я очень надеюсь, что помощь психолога фонда поможет мне дожить до этого «снова».
