Наш малыш родился 14 ноября 2018 года и практически сразу умер.
Это была моя третья беременность. Первая закончилась выкидышем на маленьком сроке, я захлебывалась слезами, очень горевала, но вскоре поняла, что готова снова пробовать. В новой беременности было все – и сохранение, и низкое прикрепление, и пиелонефрит, но в результате самостоятельных родов родилась моя доченька. Поначалу была реанимация, так как оказалось, что воды были зеленые и у дочки началась пневмония, после – детская больница, где уже было выхаживание от ее последствий. Но, слава Богу, все закончилось хорошо, нас выписали через 3 недели после родов.
Следующая моя беременность наступила неожиданно через 4 года. Мы не планировали, но не скажу, что ребенок был нежеланный, мы очень обрадовались. Для меня эта беременность проходила спокойнее. На УЗИ в 12 недель все было в порядке, ребеночек развивался по сроку. С нетерпением мы ждали 2 скрининг, чтобы узнать пол. Мы оба очень хотели сына, и я чувствовала, что это он. Подошло время 2 скрининга, по УЗИ ребенок был развит хорошо и соответствовал сроку, и это действительно оказался мальчик! Моей радости не было предела. Но в какой-то момент врач УЗИ насторожилась и стала измерять мою шейку. Она оказалась длиной 1 см, внутренний зев был приоткрыт. По скорой меня отправили в больницу. Там долго держали в приемном отделении – был большой наплыв. Рядом сидели девочки с выкидышами, с кровотечениями и я со своим двадцатинедельным животом. В отделении мне повезло, положили в платную палату, так как других мест не было. Я лежала там бесплатно, все соседки были беременные. Я пыталась придумать имя сыну, но почему-то на ум совершенно ничего не приходило. В этой больнице было решено ставить пессарий. Почему не решились шить – для меня до сих пор загадка. После выписки я была отправлена домой с рекомендацией не прыгать, не скакать, но вести обычный образ жизни. Чем я и занялась – лежала дома, вставала ненадолго приготовить еду и иногда забирала дочку из детского сада в пяти минутах ходьбы.
В 23 недели мне стало тяжело, как будто не хватало воздуха, стало тяжело дышать. Я думала, что это ребеночек набирает вес и давит на легкие. Однажды вечером у меня заболел живот, как будто кишечное расстройство, я легла спать, думая, что все пройдет. Утром муж уехал на работу, дочку отвел в детский сад. Я спала, но понимала, что живот болит сильнее и сильнее. Я пошла в туалет и на бумаге увидела кровь, у меня началась паника. Все беременности у меня были с угрозами, но кровь на таком сроке появилась впервые. Я срочно вызвала скорую, бригада все делала очень неспешно и не проявила никакого участия или сочувствия. В отделении больницы меня осмотрел врач и сказал, что плодный пузырь пролабирует, и с таким диагнозом меня отправили пешком на УЗИ на другой этаж, где врач подтвердила, что у меня пролабация плодного пузыря. Я читала разные истории про ИЦН в интернете пока лежала с 20 недель, было много со счастливым концом, поэтому я была настроена что все будет хорошо, ведь с дочкой не было даже намека на ИЦН. Меня перевели в отделение, назначили капельницы с магнезией. Я продолжала лежать, но живот стал болеть сильнее. Я поняла, что это схватки, причем промежутки между ними стали сокращаться. Когда уже совсем не было сил терпеть, я позвала медсестру и сказала об этом. Врач решила, что идем рожать. Я взмолилась и попросила сделать хоть что-нибудь. После совещания мне поставили гинипрал, дали еще какие-то таблетки и перевели в родовую. Я молилась — это было единственное что могла делать, терпела схватки (они были просто невыносимые), но в итоге меня отпустило! Я проснулась с пониманием, что ничего не болит. День я лежала под капельницей и все было хорошо, но вечером начало тянуть поясницу, сначала несильно, потом сильнее. Я выпросила обезболивающий укол и кое-как уснула. Проснулась я от того, что у меня отошли воды. Позвали врачей, сразу сказали, что снимаем пессарий и рожаем, о попытке сохранить беременность не было и речи. Я обливалась слезами, не могла поверить, что мы не продержались, что я не выносила, не уберегла моего мальчика.
“Я лежала на родовом столе и думала о том, какой у меня несвежий маникюр, и как мне стыдно рожать с такими ногтями.
Медсестра не отходила от меня, говорила о том, чтобы я постаралась отпустить его, что такие детки не выживают или становятся глубокими инвалидами, что лучше я его отпущу, и «молодая, еще рожу». Не скажу, что мне стало лучше от её слов, но мне было спокойнее от ее присутствия и чувства, что я не одна. Я постоянно переписывалась с мужем, тремя близкими подругами, мамой и сестрой и с семьей мужа. Я обычно держу всё в себе, но здесь мне было необычайно важно постоянно держать связь, казалось, что в одиночку я не вынесу эту боль.
Врач спросила, буду ли я ставить эпидуральную анестезию, я сразу согласилась, потому что не было моральных сил терпеть боль еще раз. После анестезии я ничего не чувствовала, только лежала и рыдала, а потом начала трястись от действия обезболивания, анестезиолог отругал акушерок за то, что в помещении было так холодно. Я родила буквально за пару часов, сердечко малыша билось до последнего. Когда его вытащили, я пыталась взглянуть на него, но мне удалось увидеть его буквально пару секунд.
“Он был такой маленький, но такой красивый, мой ребенок…
Около меня было много людей, как в американском кино – врачи, акушеры, целая бригада неонатологов. Малыша пытались интубировать, а у меня не отходил послед и начало кровить. Срочно вызвали анестезиолога, почему-то другого, и мне перед чисткой сделали внутривенно общий наркоз. Проснулась я одна в палате, почти сразу же ко мне пришла заведующая детской реанимации, взяла за руку. Я уже знала, что она скажет – что ребенок умер, что его пытались реанимировать, но он родился без сердцебиения. Сказала также, что его черты были сглажены и что возможно есть какой-то порок развития, но вскрытие этого не подтвердило. После этого меня на каталке отвезли в палату.
Спасибо врачам, и медсестрам за то, что палата была в дальнем углу, за медицинским постом, и в ней лежала только я. В этот же день ко мне пустили мужа, мы поплакали, он утешал меня, как мог. Потом я осталась одна и то плакала, то пыталась отвлечься, разговаривать ни с кем не могла, только переписывалась. Мама решила приехать ко мне (она живет в другом городе, для меня это было очень важно). Мы решили, что не будем забирать ребенка, правда, я хотела, но муж и мама переубедили меня. Я до сих пор об этом сожалею. Я должна была взять его на руки, обнять его, запомнить его, но я этого не сделала. В больнице не предлагали смотреть на ребенка, даже наоборот, когда я обмолвилась при медсестре, та сказала, что это ни к чему. И я как-то легко со всеми соглашалась, не стояла на своем, а плыла по течению – за меня решали остальные. Мы не похоронили сыночка, и это мучило меня. Позже после исповеди батюшка сказал, чтобы я не винила себя в этом, что мой малыш – ангел и мученик, что многие мученики погибали кто в огне, кто в пасти дикого зверя, для них неважно было, что стало с телом, главное — душа. Это меня немного успокоило.
На следующий день меня отпустили домой, со мной все было в порядке, роды прошли без разрывов и осложнений, прописали курс антибиотиков и еще таблетки. Я умчалась оттуда.
“В этот день на небе я увидела своего малыша – облако было удивительно похоже на ребенка. Я подумала, что это сынок так прощается со мной.
Мои родные старались быстро вытащить меня из этого состояния, отвлекали, пытались рассмешить, отвлечь, я пыталась им верить – думала, так действительно будет лучше для меня, но потом осознала, что мне становится только хуже. Очень хочется, чтобы больше людей знали, как вести себя с женщинами, пережившими такую потерю, ведь то, чего больше всего хочется – просто чтобы тебя обняли, выслушали и спросили, какой был ребенок, попросили рассказать о нем. Но все этого боятся и делают вид, что ничего не произошло, но это совсем не так. Я читала истории других женщин, переживших перинатальные потери и случайным образом наткнулась на сайт фонда «Свет в руках», обратилась к психологу. После разговора с ней я задумалась о своей потере немного под другим углом, поняла, что есть человек, который разрешил мне горевать, плакать, что это нормально! И я не должна ничего забывать и выбрасывать из головы. Вот чего не хватало моей душе!Помогало включать громко музыку, когда никого не было дома и петь песню “Новые линии” Риты Дакоты, она меня каким-то образом спасла. После я посетила группу поддержки, ни разу ранее не посещала подобные мероприятия. Могу сказать, что мне стало легче от осознания того, что я не одна, и свою боль я разделила с другими, меня выслушали, выслушали всё то, что накопилось у меня внутри. Также я приняла участие в акции «Росток памяти», посадила деревце, для меня это теперь место, куда я могу прийти, посидеть, успокоиться и подумать о сыне, вспомнить то время, которое он был со мной, хотя я и так не переставала думать о нем ни на минуту.
К планированию следующей беременности я до сих пор не готова, да и не знаю, решусь ли уже когда-то – слишком много страха повторения в моей голове. Я пытаюсь жить и радоваться жизни, верю, что мой малыш наблюдает за нашей семьей и оберегает свою сестру.
