Я начну издалека и напишу, возможно, много, но мне просто больше не с кем об этом поговорить. Родные решили, что забыть – это лучшее, что можно для меня сделать. С моим мужчиной разговора тоже не получается. Нам обоим очень тяжело и больно.
Мне 36 лет, у меня есть взрослая дочь 16 лет. После первых родов я очень долго не хотела второго ребенка. Но годам к тридцати мысль, что мне снова хочется стать мамой, не покидала меня. На тот момент я была одна, на горизонте не было даже потенциальных отцов ребенка.
Проблемы со здоровьем
В 33 года я внезапно попала в больницу с кровотечением, когда мы с дочерью вернулись домой с моря. Мне поставили диагноз гиперплазия эндометрия, а также нашли несколько миом, парочка из которых была размером около 4 см. Мне сделали чистку. Тогда я, конечно, расстроилась. Врачи спрашивали меня, хочу ли я когда-нибудь ещё родить, я отвечала «да». При дальнейшем наблюдении мне несколько раз предлагали либо удалить матку, либо войти в искусственный климакс. Я отказывалась, веря, что матка мне еще нужна, а препараты, вызывающие климакс, очень серьёзные, и положительных отзывов у них всего порядка 30%. Я решила оставить всё как есть и просто наблюдаться. На тот момент врачи не видели препятствий беременности и говорили, что я смогу выносить здорового ребёночка.
Счастье
Через некоторое время я встретила мужчину. У него детей не было. Поначалу мы не задумывались о ребёнке, наши отношения только начинались. Мы не предохранялись, месячные приходили в срок, пока, на шестой месяц не наступила беременность. Первая реакция – шок, затем – радость. С момента, как я увидела две полоски, я знала, что аборт не сделаю ни при каком раскладе. Так уж вышло, что жизнь научила меня не доверять никому, кроме себя. Я готова была даже расстаться с мужчиной, если он не поддержит меня. Но он обрадовался вместе со мной, и мы стали вместе ждать появления на свет нашего малыша.
С первых дней я знала, что будет мальчик. Это было чудом, моей уверенности удивлялись все врачи УЗИ. До 20 недели беременность протекала отлично. Не было сильного токсикоза, только легкая тошнота из-за некоторых запахов. До 12 недель я очень хотела спать, спала везде, где можно. Доходило до смешного. Если я ехала по работе за рулем, то останавливалась в ближайшем дворе и спала, свернувшись калачиком на заднем сидении. В 12 недель был первый скрининг. Малыш развивался в соответствии со сроком, всё было отлично. Нам распечатали его первое фото, которое мы долго и радостно рассматривали.
На сроке 20 недель, перед вторым скринингом, начались боли в животе. Сначала я думала, что пройдёт, но боль только усиливалась. Я вызвала скорую и меня госпитализировали с гипертонусом матки. Конечно, я плакала и очень боялась. Но-шпа мне не помогала. Подключили магнезию. Уже после третьей системы мне стало легче, после шестой я чувствовала себя отлично. Прямо из стационара меня отправили на второй скрининг. По УЗИ всё было в порядке, и оно подтвердило, что у нас будет сын! Через неделю меня выписали домой. После двадцатой недели животик стал заметно округляться. Наш мальчик рос.
“Я чувствовала себя так легко, что даже ловила себя на мысли, будто я и не беременна вовсе. В ноябрьские праздники я порхала, каждый день готовила что-то вкусное. Я должна была снова стать мамой – счастье! Было пройдено больше половины срока, и ничто не предвещало беды. Я плачу, вспоминая эти счастливые дни.
Боль
На сроке 24 недели снова пришла боль. Были выходные, и я хотела дотерпеть до понедельника, чтобы попасть к своему врачу и попросить дневной стационар. Однако боль стала невыносимой, пришлось вызвать скорую помощь. Меня увезли в республиканский перинатальный центр Татарстана. Здесь начался мой ад.
Я поступила в 22:30 с сильными болями. По УЗИ выявили ИЦН (ред. – истмико-цервикальную недостаточность) и раскрытие 16 мм. Два с половиной часа длилось оформление бумаг. В районе полуночи меня подняли в палату, но никаких лекарств не дали. Ближе к часу ночи я сама приползла на сестринский пост и попросила хоть как-то облегчить мою боль. Выяснилось, что до сих пор не оформили мою карту. Дежурная медсестра сама сходила за ней в приемный покой. Только после этого мне дали 4 таблетки нефидипина – по 2 таблетки через каждые полчаса. К 4 утра боль начала утихать, к 5 – я смогла подремать.
Утром на обходе лечащий врач разговаривала со мной довольно грубо, как будто с прокаженной. На мой вопрос, что будет дальше, она ответила: «Можете родить в любой момент». Конечно, я в слёзы. Врач отменила все лекарства и сказала только лежать, на мой вопрос, что делать, если мне будет плохо, она не ответила.
Боль
На сроке 24 недели снова пришла боль. Были выходные, и я хотела дотерпеть до понедельника, чтобы попасть к своему врачу и попросить дневной стационар. Однако боль стала невыносимой, пришлось вызвать скорую помощь. Меня увезли в республиканский перинатальный центр Татарстана. Здесь начался мой ад.
Я поступила в 22:30 с сильными болями. По УЗИ выявили ИЦН (ред. – истмико-цервикальную недостаточность) и раскрытие 16 мм. Два с половиной часа длилось оформление бумаг. В районе полуночи меня подняли в палату, но никаких лекарств не дали. Ближе к часу ночи я сама приползла на сестринский пост и попросила хоть как-то облегчить мою боль. Выяснилось, что до сих пор не оформили мою карту. Дежурная медсестра сама сходила за ней в приемный покой. Только после этого мне дали 4 таблетки нефидипина – по 2 таблетки через каждые полчаса. К 4 утра боль начала утихать, к 5 – я смогла подремать.
“Утром на обходе лечащий врач разговаривала со мной довольно грубо, как будто с прокаженной. На мой вопрос, что будет дальше, она ответила: «Можете родить в любой момент». Конечно, я в слёзы. Врач отменила все лекарства и сказала только лежать, на мой вопрос, что делать, если мне будет плохо, она не ответила.
Меня срочно кладут на каталку и везут в родзал. Я в истерике. По УЗИ видно, что сынок перевернулся ножками вниз. Меня убедили, что, если рожать самой, у сыночка практически не будет шансов на жизнь, а при кесаревом сечении их больше. Я бы никогда себе не простила, если бы не дала сыну этого шанса, поэтому подписала документы. К тому моменту раскрытие было уже 7 см. В 12:30 достали моего сыночка весом 750 грамм и ростом 31 см, очень маленького и слабенького.
“Во время операции врач практически кричал мне в лицо, чтобы я больше не смела беременеть никогда в жизни. Причину я тогда спросить не смогла. Меня зашили и увезли в реанимацию.
Из-за миом мне вкололи лошадиную дозу сокращающего и предупредили, что боль не будет купироваться. Они были правы – я выла, просила обезболить. Только около 21:30 меня перевели в палату. Оттуда я сразу поползла к сыночку.
Мой малыш
Сын лежал в кувезе – такой маленький и беззащитный в шапочке и носочках, укрытый одеялом. Он чувствовал, когда я приходила к нему – всегда шевелился, двигал ручками и ножками. Я слышала, что нельзя плакать рядом с такими малышами, ведь они всё чувствуют, поэтому старалась держаться.
На второй день, когда я стояла рядом с кувезом, из груди потекли капельки молозива. Я приходила несколько раз в день, приносила немного молочка разговаривала, обещала, что мы скоро выпишемся, рассказывала, как мы будем проводить вместе время, сколько всего интересного ему предстоит узнать. Был февраль. Я говорила сыночку, что, когда он выпишется, будет идти пушистый снежок. Я его не обманула.
Меня выписали домой на четвертый день. Через два часа после выписки позвонили из реанимации. Сынок не справился. Он прожил 4 дня. В день похорон, когда мы приехали на кладбище, пошёл пушистый снег.
Вина
Я до сих пор не знаю, как пережить эту боль. Чувствую себя абсолютно пустой. Я вышла на работу, но мыслями не здесь. В первые дни мы очень сильно поругались с мужем, он отчасти обвинял в произошедшем меня. Возможно, он прав. Муж неоднократно говорил мне, что нервничать нельзя. Я очень старалась.
В некотором роде виню в случившемся свою дочь, Катерину. Понимаю, что она подросток, у нее играют гормоны, но сделать ничего не могу. Мы с ней много ругались по поводу её отношений с молодым человеком. Катерина узнала о моей беременности случайно. Я хотела спокойно поговорить с ней, но не вышло. Как только она не обзывала малыша, обещая испортить ему жизнь. Я никогда не забуду тех слов, которые она мне кричала. Она спрашивала, зачем я её родила, желала, чтобы я вообще никогда никого не рожала. На протяжение всей беременности скандалы не утихали. Конечно, она потом плакала, мы долго разговаривали. А сейчас сыночка нет, и дочь даже не понимает до конца всего произошедшего.
Как справиться со всем этим, я не знаю. Организм очень тяжело восстанавливается. Конечно, я очень хочу родить здорового ребеночка, но не знаю, что будет дальше, просто надеюсь на лучшее. Несмотря ни на что я решила лечиться и попробовать снова через некоторое время выносить и родить.
