Я была записана на УЗИ 1 июня, чтобы вставать на учёт по беременности. Я ещё нашла в этом «добрый знак» — день защиты детей, как же символично! Ха! Вот сижу я в палате больницы, а мне звонят из клиники, чтобы напомнить про этот приём 1 июня. Трубку я не взяла, просто не смогла.

Приговор

Я поступила в больницу 31 мая вечером. В приёмном покое меня осмотрели и спросили, буду ли я ложиться в больницу. Я ответила, что если есть угроза беременности и есть шанс всё нормализовать, то конечно ложусь.
Супруг купил мне в аптеке прогестерон, кровоостанавливающее и яблоки, ведь я пропустила ужин. Меня определили в палату, где лежали женщины «на сохранении». У всех срок от 8 до 12 недель. В палате мне досталась кровать прямо посередине (не у стеночки). Соседки были довольно тактичными и не стали лезть ко мне с допросами. Перед сном я выпила прогестерон в надежде, что завтра все анализы будут в норме и УЗИ покажет нормальное развитие. К сожалению, уснуть я не могла. Раньше всех сдала необходимые анализы и стала ждать очереди на УЗИ – голодная и без сил из-за бессонной ночи и мыслей.

«Я не слышу сердцебиения и не вижу эмбриона», — так обыденно произнесла врач УЗИ. Пока я одевалась, земля уходила из-под ног. Я понимала, что будущего у малыша нет, но где-то внутри теплилась надежда, что «может, аппарат в больнице старый… может, врач старая и ничего не видит…»

Я вышла из кабинета. В коридоре была очередь из женщин, каждая со своей проблемой, каждая – в ожидании УЗИ как приговора или обжалования. Дождавшись своего приговора, я ушла подальше от этих женщин. Мне не хотелось, чтобы они видели мои слёзы. Я говорила себе: «Аня, ты же взрослая, тебе нельзя раскисать перед всеми, как нюня!» Как будто взрослым не бывает больно…

Минус один

Ещё ночью ко мне пришло осознание, что беременность не спасти. Утром я для себя решила не пить гормоны и не мешать организму таблетками. Мне тяжело было это признавать, но это было так. В 10 пришла врач на обход и начала говорить мне при всех: «Пока результаты не утешительные и, скорее всего, беременность не развивается. Я направлю вас на анализ ХГЧ завтра утром, чтобы убедиться на 100%. Если подтвердится, то я вас почищу». Я стараюсь не впадать в истерику и задаю врачу уточняющие вопросы:
— Мне продолжать пить таблетки?
⁃- Да, продолжайте пить прогестерон и транексам.
-⁃ А если мой организм уже решил избавляться, не помешают ли эти лекарства естественному процессу?
— Нет, не помешает. Если организм уже все решил, то процесс ничто не остановит.
Но для себя я уже решила не пить таблетки – спазмы становились всё сильнее.

“ И вот сижу я на своей кровати в центре палаты, как на сцене, а вокруг соседки внимательно слушают наш разговор и смотрят на меня, в основном с сочувствием. Для них моя ситуация – это самый страшный сон, и я решаю не показывать им своих слёз и истерик. Ухожу в коридор и просто рыдаю взахлёб у окна.

Жаль, что в этот момент никого из близких рядом не было, а так хотелось открыть глаза и понять, что всё это нереально, что это просто сон.

Тем временем чужие семьи под окнами встречают рожениц с грудничками, смеются, восторженно кричат. Зависть? Нет, у меня не было абсолютно никаких сил на такие чувства. Роддом для меня стал местом, где ты не плюс 1, а минус 1, и хочется обходить его стороной.

Только на третий день пребывания в больнице я смогла подойти к окну и взглянуть на счастливые лица встречающих. Уже не было слез, даже была радость за них. Тогда мне показалось, что я отпустила ситуацию.

После

1 июня… Этот день я запомню навсегда, и не как праздник защиты детей, а как день утраты моего ребёнка. Я была беременной две недели – со дня, когда узнала. Я успела изменить приоритеты, наполниться радостью и знаниями. Я восхищалась организмом и тем, что во мне растёт новая жизнь! Сама эта мысль казалось такой фантастической, что мурашки по коже бегали. Я прекрасно понимала умом, что первый триместр – это самый рискованный период, что не надо вовлекаться так сильно. Но есть разум, а есть эмоции. Сложно отказать себе в счастье и радости, сложно абстрагироваться и убеждать себя «вот подожду 12 недель и начну радоваться». Хочется радоваться здесь и сейчас.
Я была уверена, что всё развивается как надо. Ещё никогда я так не ошибалась.

На какой я сейчас стадии горевания? Не знаю. Всё, что было важно для меня до беременности, перестало иметь какое-либо значение после. Я не хочу танцевать, кататься верхом, не хочу ходить на йогу, — вообще ничего не хочу. В душе осталась чёрная пустота, в которой иногда тлеет горечь, иногда разгорается злость и гнев, иногда затвердевает уныние, а порой – зарождается чувство вины.