Мы долго, почти 4 года, откладывали рождение детей. Всё казалось, что некогда, не сможем ничего дать, нет квартиры, хочется пожить для себя, такая обстановка в стране, страшно. В начале года мы жили за границей, планировали возвращение в Россию через пару-тройку месяцев, и тут решились: «Ну, давай попробуем». Я искренне сомневалась, что получится сразу, ведь столько примеров ожидания двух полосок, долгих попыток в течение нескольких месяцев. Я настолько не верила, что даже уволилась с работы, как оказалось, за два дня до новости о беременности.

Я беременна!

Первые мысли: «Вот это да! Мы плодовитые». Потом – страх. УЗИ в другой стране, где распечатывают картинку с точкой посередине, приговаривая: «Your baby» («Ваш малыш» -- прим. ред.). «Смешная фасолинка», -- думаю я. Потом ужасный токсикоз, сонливость, слабость, а в голове мысль: «Давай, наша фасолинка, держись там». Я была уверенна, что это девочка. Возвращение в Россию на девятой неделе, перелёт и страх потери малыша. Дальше первый скрининг – всё хорошо, всё в норме! Искреннее счастье. Потом закрутилось: восстановить быт, встать на учёт в ЖК, встретить наших мам и просто обычная и такая счастливая жизнь.

Наступает май, который оказался ужасно холодным, настолько, что я простываю. Но обходится без температуры и плохого состояния. Июнь, и, как по заказу: ужасно жаркое лето с самого первого дня. Я без сил, устаю с уже округлившимся животом и чувствую непонятную боль, про себя думая, что, наверное, матка растягивается. Этим и успокаиваю себя. Жду второй скрининг, где нам скажут пол.

Боль выбора

8 июня – второй скрининг, муж всё снимает на видео. Голос врача: «Уберите телефон, сначала плохие новости». Я холодею, но держусь. «Органы в порядке и развиты согласно нормам, но отёк всего тела. Неиммуная водянка плода», -- произносит она и добавляет, -- «Это мальчик». Всё внутри оборвалось… Нас отправляют на консилиум, который проводится только раз в неделю и, как назло, мы успеваем только на следующей. Мы сходим с ума, рыдаем, читаем много информации, молимся, снова рыдаем.

На консилиуме однозначное решение – прерывать, причём успеть до 22 недели, пока позволяет закон. Я думаю: «Что вообще происходит, причем тут закон?». Мы в отказ. Нас отпускают со словами: «Это ваш ребёнок и ваше решение, но он страдает, ему больно и у него никаких шансов на жизнь».

Ужасная боль, разрывающая грудь и пронзающая горло. Рыдания на полу в унисон с мужем. Таких слов, чтобы описать наше состояние просто не существует. Какое-то бессилие вперемешку с горечью, с несправедливостью жизни, злостью на всех вокруг: «За что?!» Боль. Горе. Страх. Прощаемся с малышом. Показываем ему мультфильм «Тачки» -- символ нашего с ним расставания. Просим у него прощения, признаёмся в любви. Пытаемся запомнить последние дни счастливыми. Пусть кто-то нас осудит, но мы родители, а я мать, и я сделала выбор. Я выбрала забрать боль у своего ребёнка, но при этом самой жить с этой болью всю оставшуюся жизнь.

Конец

Дальше больница. УЗИ, на котором делают кордоцентез, чтобы забрать материал на анализы, и сразу за этим процедура, на которой врач останавливает малышу сердце – и конец… 20 июня сердце нашего сына перестало биться, а родила я его 25 июня, в муках и страданиях.
Роды мёртвого малыша после прерывания по медицинским показаниям – это настоящий ад. Вечные осмотры, какие-то таблетки, бесконечные палочки ламинарии, пять дней ожидания, врачи каждый день говорят, что всё произойдет сегодня. Я обессилена физически и морально. Потом хлынули воды, начались такие мучительные схватки и сами роды. Малыш родился с весом почти 700 грамм, хотя норма на сроке 21 неделя – до 500 грамм. Мой малыш уже страдал, стал таким большим, сильно отек. Послед не вышел – наркоз, вакуум.

Первое время мы пытались найти причины – обошли многих врачей в платных и бесплатных клиниках, центре репродукции и даже морге. Сдали все возможные анализы, УЗИ, процедуры. Итог – здоровый мужской кариотип. Я полностью здорова на ИППП (инфекции, передаваемые половым путём -- прим. ред.), анализы крови, мочи – все в норме. В патологоанатомическом заключении – внутриутробная инфекция. Вспоминаю болезнь в мае, во время беременности, -- видимо, это оно. Врачи соглашаются с этой версией.

А что сейчас?

Мы съездили в отпуск. Завели собаку. Я нашла работу. А ещё мы пережили ПДР сына – 29 октября. Мы проводим много времени друг с другом и с нашими друзьями, пытаемся жить жизнь. Но не прошло ни дня, чтобы я не думала о нашем малыше, о нашей фасолинке. Плачу уже реже, а люблю даже сильнее. Точно знаю, что ему больше не больно, что его душа теперь свободна, что когда-то он направит к нам своих братишек и сестрёнок. И верю, что его душа вернётся на Землю, пусть не к нам, а к любому другому человеку, но я точно знаю, что даже в толпе прохожих смогу эту душу определить и обнять своего сына.