Наша большая маленькая любовь

У меня прекрасный муж, красивая история любви. Мы много лет вместе, счастливы. 25 ноября была наша десятая годовщина свадьбы. В тот же день умер наш сыночек, наш первенец.

Беременность проходила отлично, все вокруг делали комплименты тому, как я расцвела. 22 ноября я чувствовала себя хорошо, гуляли с мужем по паркам, фотографировались. Друзья, увидев наши фотографии в соцсети, написали: «Какие у вас счастливые глаза!»

Внезапные схватки

Вечером того же дня начал болеть живот, но я терпеливая, мы оба врачи, и были уверенны, что понимаем, что происходит. Но, оказалось, что это были всё-таки схватки. Утром 23 ноября, приехав на скорой в роддом, я всё ещё не осознавала, что происходит, ждала капельницу со спазмолитиком и ждала, что боль пройдёт. Ещё через час врач посмотрит меня на кресле и объявит самое страшное: «Раскрытие почти полное, вы рожаете, и уже не остановим».

Зная, что бывает с детками на таком сроке (26 недель), я как будто провалилась в страшный сон, из которого не выбраться. Помню, как делали УЗИ: «Ребёнок перевернулся в головное, будем рожать». Помню, как постоянно спрашивала: «Он живой?», как писала смс маме: «Рожаю». И уже с каталки позвонила мужу.

Я очень благодарна всему персоналу первого роддома в Петербурге! Никто не сказал мне злого слова, не нанёс дополнительной травмы. Меня держали за руку, со мной ласково говорили и поили водой, когда в родах уже трескались губы. Я плакала, но старалась собраться и родить «правильно», потому что неонатолог сразу сказала мне: «Ребёнок на таком сроке как хрустальная ваза, делай всё, как тебе говорят врачи».

“Сильнее боли схваток был только мой ужас от всего происходящего – мне было смертельно страшно за сына, я понимала, что он не готов.

Встреча с сыном 

Малыш родился в пузыре. Я безудержно рыдала. И самое страшное: когда мне положили его на живот, я побоялась посмотреть на него, прижать к себе! Всю жизнь буду сожалеть о том, что в первые секунды жизни я не приняла тебя, мой ангел. Мне было слишком страшно.

Меня перевели в палату. Вскоре начали поступать первые новости: что через два часа малыш уже задышал сам, выглядит крепким, 4/6/6 по Апгар и что есть надежда. Каждые 2-3 часа я сцеживала молоко и приходила к нашему крохе в реанимацию подержать за малюсенькие пальчики, погладить, спеть песенку, написать «записку».

В первую же ночь, несмотря на все ковидные ограничения, моего мужа пустили познакомиться. Я теперь вижу нас со стороны, как будто сижу и наблюдаю, сидя на потолке. Видимо, так меня защищает психика. Вот я – бледная, с пустым животом, в домашних штанах, когда все роженицы в сорочках, испуганная. Вот мой муж – растерян, взволнован, прижимает меня к себе, целует в лоб, с каким то опасением смотрит на кювез. Вот наш Максим, наш долгожданный мальчик. Крошечный, держит пальчиками вязанного осьминожку. Немного хнычет. Больно ли ему? Страшно ли? Мы не знаем, мы беспомощны.

​​​​​​​“Сейчас, вспоминая эти жалкие, грустные 5-10 минут в реанимации я осознаю, что это единственное время, что было нам дано. Время нашей семьи, когда мы были все вместе, втроем. Я очень благодарна врачам, что пропустили мужа. Он сказал позже, что, только увидев Максима, смог почувствовать, что стал отцом. А это бесценно.

​​​​​​​На следующий день появилась призрачная надежда. Я продолжала ходить в реанимацию, мне даже позволили подержать сыночка на руках. Сняв футболку, я прижала его к груди и старалась не дышать, шептала ему, как мы сильно его любим. Днём же началось страшное: Максима должны были перевозить в отделение для недоношенных, но внезапно началось лёгочное кровотечение. Моя интуиция как будто снова проснулась: вот оно, началось. Говорят, что материнское сердце не обманешь. С того момента, как я поняла, что рожаю, я как будто стояла на краю огромной пропасти и видела, что впереди бездна и всё закончится плохо. Но никто мне не верил.

Мы будем прощаться

​​​​​​​Простояв несколько часов над аппаратами, я следила глазами, как падает сатуация у нашего малыша. Мне периодически становилось нехорошо, старалась не упасть, чтобы врачи не отвлекались на меня, а спасали сына. Затем меня отправили «отдохнуть»,  в палате меня вырубило, наверное, на час. И снова как зомби: встать, сцедить, идти в реанимацию. На тот момент в палате со мной было уже трое мамочек с детьми, и я ещё с утра поняла, что здесь мне будет невыносимо. Попросилась в отдельную за любые деньги.

Когда ночью я снова пришла к Максиму, вокруг него снова была беготня врачей, медсестёр. Мне разрешали находиться там с сыном столько, сколько смогу выдержать. Это еще один повод для благодарности этим врачам: быть с ним, видеть, что с ним делают, —  для меня это было необходимо. Но я врач и всё осознавала, не устраивала истерик и не лезла в их работу. Не знаю, нужно ли маме не врачу видеть такое. Мне сказали, что эта ночь будет критической и если малыш её переживёт, то шансы хорошие. Если переживёт…

В полночь кровотечение открылось вновь. Врачи прилагали все усилия, но ничего не помогало. Около двух часов они боролись за нашего Максима. Я сидела и ждала. В какой-то момент перестала даже писать мужу, т.к. уже чувствовала, к чему всё идёт, но ещё не хотела признавать это и боялась напугать его. Просто ждала. В какой-то момент вышла наша врач и сказала фразу, которая звенит в ушах до сих пор: «Мы будем прощаться с Максимом».

Бом! – звон в голове: «Он не справляется, мы будем прощаться». С этого момента я сидела, покачиваясь вперед-назад, говорила вслух с сыном, как сумасшедшая, медсёстры вокруг сочувственно шептались. Вышел второй врач: «Коллега, вы же всё понимаете». Прошло ещё несколько минут, я слышала, как долго его реанимировали. Я благодарна, что боролись: «Раз, два, три… Адреналин!.. Раз, два, три… Ещё!» Много-много раз. Никто не отключал моего Максима. Он ушел сам.

Страшно вспоминать, как я его «отпустила». Слушая, как откачивают сына, я молилась – не богу, бога нет — я молилась Ему, сыночку, чтобы держался, чтобы боролся. И в какой-то момент меня как будто ударили в грудь, у меня перехватило дыхание, я поняла, как страдает наш ребёночек. Задыхаясь, теряя кровь. И я зачем-то прошептала: «Сыночек, если тебе очень больно и очень страшно – уходи». Через пару секунд констатировали время смерти. Часть меня умерла тогда вместе с нашим малышом. Умерла наша большая маленькая любовь.

Благодарность

Я благодарна врачам за эмпатию. Когда я уже услышала время, встала, чтобы зайти к нему, навстречу вышла наша врач, вся в слезах, обняла меня, предложила попрощаться. Плакали медсестры. Я не смогла себя заставить взять его – он так сильно изменился, наш Максим. Кювез был открыт. Я только смогла подойти и погладить, подержать еще раз за ручку, попрощаться и на ватных ногах выползти из реанимации. Позже я позвоню мужу, не сразу, а только осознав, что он зарыдает. Да, мужчинам так же больно, мужчины плачут!

На следующий день ко мне в палату придёт психолог роддома, и это будет очень ценно, спасибо ей! Вечером меня выпишут, как чумную, врачи отделения будут избегать смотреть мне в глаза, и мы выйдем из роддома с пустыми руками, с бездной в душе, с неизлечимой болью.

Прошло ровно 6 месяцев (на момент написания истории – прим.ред.). Я начинаю вспоминать эту беременность, которая началась прошлым летом, с благодарностью, как самое счастливое время в жизни.

​​​​​​​Спасибо вам, фонд «Свет в руках». Если бы не вы, было бы совсем невыносимо выползать из этого нескончаемого горя.