Мой маленький сын

Была очень теплая весна, когда случилась моя волшебная беременность. Мне было 19 лет, мы с моим любимым решили пожениться. Свадьбу назначили на 5 августа. Всё было так волнительно, так радостно. Всё лето я ела ягоды и наслаждалась растущим животом. Никакого токсикоза, болей, идеальный первый скрининг – чудесное время. Мы устроили предсвадебную фотосессию, на которой сделали пару фотографий с акцентом на мою беременность. С нетерпением ждала 2 августа –  именно тогда я должна была узнать пол своего малыша.

Редкий диагноз

Мы пошли на УЗИ вместе с мужем, доктор внимательно всё смотрел, диктовал под запись, но в какой-то момент замолчал. Сменил датчик и снова долго водил, и тут я услышала: «ВПР (врожденные пороки развития)». Я почти беззвучно прошептала мужу, что это плохо, но и подумать тогда не могла, насколько. Далее врач озвучил диагноз: «Алобарная голопрозэнцефалия». Позже я узнаю, насколько это редкий и страшный диагноз, а пока врач говорит о каком-то срочном консилиуме, совершенно не объясняя, что это. Я умоляю сказать его, что с моим малышом, на что он отвечает, что полушария мозга не разделились, и ему очень жаль. Помню, как, задыхаясь, выбежала из кабинета под взглядами беременных, сидящих в очереди. Помню, как рыдала, сидя на коленях на асфальте и кричала, а мой муж, совсем ещё мальчишка, абсолютно не знал, что делать, и только повторял, как мантру: «Всё будет хорошо». Но хорошо не было, ни в этот день, ни после.

3 августа мы с мужем ходили в церковь. Мы собирались венчаться после свадьбы. На причастии я рассказала батюшке о произошедшем. Он попросил меня остаться после службы. То, что я услышала от него, надолго засело в моей голове и сжирало меня. Он сказал: «Лучше быть великомученицей, умеревшей в родах, чем собственноручно позволить убить своё невинное дитя».

«Чудес не бывает»

4 августа я приехала на консилиум в «Центр планирования семьи». Врач из кабинета УЗИ отказалась меня принимать, так как я не записана, а приехала срочно и по рекомендации. Ей было всё равно, она только повторяла, что ей за меня не заплатят. В итоге, грубо и больно водя датчиком по животу, она с ухмылкой сказала мне: «Ну и что тебя сюда направили, ну ясно же: чудес не бывает». Мне стоило огромных усилий не упасть снова на пол в рыданиях. Далее с заключением я пошла к заведующей центра планирования семьи, которая, ничего толком не объяснив, сказала, что меня экстренно госпитализируют прямо отсюда, потому что срок большой, и мне не смогут сделать прерывание, если не поторопиться. Я тихо сказала, что не могу поехать, ведь у меня завтра свадьба, на что услышала: «Вот сначала жениться надо, а то у вас «таких» уроды и рождаются». И дала направление на прерывание на 8 августа.

Моя мама предлагала отменить всё торжество: ресторан, гостей, фото. Все знали, что я беременна, но никто не знал, что ребёнка не будет. Мысли о том, каково это будет, объяснять всем причину отмены свадьбы, причину, по которой у нас с мужем не будет малыша, сводили меня с ума. Я была раздавлена, не было ни одного способа описать и выпустить эти эмоции. Я почти не спала.

На свадьбе мы попросили тамаду убрать все конкурсы, связанные с малышом. Свадьба была на высоте, это ведь самый счастливый день в жизни пары. Я держалась как могла. Но дома, ложась спать, муж впервые не обнял и не погладил мой живот, и тогда я поняла – это конец.

Роды

8 августа я приехала в больницу, где мне дали таблетку для вызова родов. В палате нас таких было семеро. Кто-то после аборта, кто-то, как я, приехал «терять» своё счастье. Ужаснуло меня то, что, когда я зашла в палату, прямо на соседней кровати женщина рожала своего мёртвого малыша. Это было ужасно. В палате не было медицинского персонала, только пациенты. Когда она родила, кто-то позвал медсестру, которая забрала простыни в крови и тельце. Меня ждало то же самое.

9 августа, после второй таблетки, в 9 вечера начались схватки. Это была агония. К 5 утра я ушла в туалет и скулила там, чтобы не будить соседей. В 7 пришла санитарка и загнала меня в палату, чтобы я не родила ей на чистый пол. В 10:00, 10 августа, родился мой сын, 320 грамм, 23 сантиметра, на сроке 22 недели. Я была в палате одна. Он лежал у меня между ног на койке, я так хотела его подержать, но сил не было совсем, я смогла только посмотреть на него и взять за крохотную ручку. Минут пятнадцать я лежала со своим мёртвым сыном, разглядывая его, стараясь запомнить каждую черту.

Пришла санитарка, швырнула на моего ребенка какую-то простынь и забрала его. Мой сын выглядел как обычный ребенок, маленький, конечно, но совершенно обычный. У него были милейшие ручки, носик и губки. Я хотела бы его похоронить, но мне не дали, ведь он родился меньше 500 грамм весом. Это меня убивало. Вскрытие подтвердило диагноз.

Жизнь после

Очень долгое время я не жила. Было тяжело видеть своего мужа, своих родителей, и знать, что только я видела этого ребенка, что он был, что он существовал! До сих пор считаю, что будь у меня возможность его подержать на руках и похоронить, мне было бы легче.

Прошло 5 лет. Ему было бы 5, но его нет. Сейчас у меня двое прекрасных детей –  сын и дочь. И я очень рада, что я мама. Только я так и не смогла понять, для чего это с нами случилось. Я никогда не забуду своего первенца. Никогда не забуду этих жестоких и бездушных людей, сопровождавших меня в моем аду. Я нашла фонд «Свет в руках» только спустя 2 года после трагедии и, наконец, решилась написать свою историю.

Сейчас, когда я стала старше, я понимаю, что всё, что происходило со мной в медицинских учреждениях, недопустимо и незаконно, и, будь я умнее тогда, будь у меня профессиональная поддержка, всё могло бы быть иначе. Если бы был психолог, который поговорил бы со мной или с моими родными, объяснил им, как себя вести, всё было бы иначе.