Лера

Первому сыну я посветила себя полностью: помощи от бабушек и дедушек не было, муж много работал. Я кормила грудью полтора года, а сразу же после отлучения – забеременела. Был шок, но, конечно же, мы радовались с мужем этой новости и я уже тогда чувствовала, что будет дочь. Мы сразу придумали имя.

Тяжёлая беременность

Появился гипотиреоз, а на 33 неделе сказали, что шейка укорочена. Определяли многоводие и меня несколько раз клали в больницу, но лечение не помогало. Я думала только о том, чтобы доносить дочь до 38 недели. В этот срок, 10 апреля, я должна была лечь в роддом, в котором рожала сына. 

За два дня до даты госпитализации я проснулась и почувствовала, что наконец более-менее выспалась. Почему-то я проснулась на спине, а не на боку, как обычно. Погладила свой живот, ждала толчок, но ничего не произошло. Встала, поела сладкое – опять тишина. Я начала тревожиться, но успокаивала себя тем, что дочка затихла, потому что вот-вот начнутся роды. Днём, я сначала позвонила врачу, а потом поехала к ней на УЗИ.  На обследовании нашли сердечко: «Вот, видишь, стучит», – и добавила: «Но то, что она не шевелится, конечно, нехорошо. Ты взрослый человек, голова на плечах есть, можешь лечь в больницу сегодня, можешь в пятницу, ровно в 38 недель». Я поехала домой, к сыну и мужу. Если бы я знала, чем мне это обернётся…

Ночью меня накрыло, я плакала – не понимала, почему она совсем не шевелится, хоть чуточку. Не могла уснуть, переживала, поехала в роддом в час ночи, чтобы послушали сердечко дочки. Дежурный врач на приборе КТГ проверила ровно за 2 секунды, что сердце бьётся. Посоветовала мне успокоиться, выпить валерьянки. Сказала, что я не чувствую толчков из-за многоводия.

Не стучит

На следующий день я закончила домашние дела, собралась и поехала в роддом уже ближе к вечеру. Меня приняли, в 18 часов позвали на КТГ. Как сейчас помню то сердцебиение доченьки: такое монотонное, не как обычно. Врачу не понравились результаты, меня отправили на капельницу, чтобы потом повторить обследование. Два часа я лежала под капельницей, общалась с подружкой через видеосвязь, веселилась – ждала нашей встречи с малышкой, с моей Леркой.

В 8 вечера на КТГ никак не могли определить сердечко. Целых сорок минут медсестры не могли понять, что происходит. В последствие оказалось, что мой пульс 100-108 ударов в минуту они принимали за сердце ребенка. Меня спустили вниз в предродовую, там на УЗИ дежурный врач очень долго смотрела мою дочку. Я понимала, что с малышкой что-то не так, но не подозревала, что её уже нет. В конце концов врач сказала: «Нам очень жаль, так бывает, случилась перинатальная смерть плода».

Со мной произошел ступор. Я не поверила. Спрашивала: «Как?! Это точно? Может ошиблись?» Врач ответила: «Это точно, и ничего уже сделать нельзя». В те секунды я думала, что схожу с ума. Это сон. Сейчас проснусь, а она жива.

Началась истерика, я рыдала, звонила мужу, кричала, чтобы он приехал. Я просила сделать мне кесарево, но врачи сказали, что я должна родить сама. Всё, чем они могли облегчить мою боль – поставить эпидуральную анестезию. Но физически я ничего не чувствовала, меня терзала изнутри моя душевная боль.

Роды

Муж приехал, разговаривал с врачами. Я была одна, только время от времени заходила акушерка. Я лежала и выла. Потом зашёл анестезиолог, мне ввели какое-то успокоительное.  За два с половиной часа я довольно легко и без разрывов родила дочку. Не знаю, откуда вообще взялись силы тогда.

Врач спросил: «Ты посмотришь на неё?» Я отказалась сквозь слёзы, но они всё же настояли. Меня приподняли и я увидела её… Лера была на вид здоровой крепенькой девочкой 3404 гр, 52 см. Моё сердце разрывалось от боли, я рыдала: «Лучше бы я сдохла, а она живой была».

Спустя какое-то время меня отвели в самый конец здания, в отдельную палату. В роддоме я провела три дня. Каждый день приходили разные врачи, но мне было безразлично, что они говорят – я винила и ненавидела только себя одну. Медики твердили, что могло закончиться хуже, что надо жить ради сына, что еще молодая, что рожу ещё, что надо только немного подождать…

Мне казалось, что я одна во всем мире со своим горем, всем плевать. Все эти дни я не спала, даже со снотворным. Спасали только звонки по видеосвязи мужу и сыну. Звонила я и батюшке, номер которого мне дала подруга. Священник сказал: «Бог подарил, Бог забрал, значит ты не так жила, не то делала…» Часто звонила мать, отговаривала ехать хоронить дочь: тогда как раз начиналась пандемия, но я не могла не поехать и не попрощаться с моей Лерой.

Время не лечит

Меня выписали в понедельник, но не так я представляла свою выписку… Из роддома мы поехали на похороны нашей дочери. Были мы с мужем и наши родители. Похоронили на детском кладбище – да и такие есть. Всё было как в тумане, я еле держалась на ногах. Наша доченька лежала такая красивая, другая, маленькая девочка. Миниатюрная, в маленьком белом гробике, в том самом розовом комбинезоне с кошечкой посередине, который я купила незадолго до родов. Мне было плохо, хотелось выть, орать: «Почему, ну почему так?! За что?!»

Через несколько дней после похорон пришло молоко, которое я смогла остановить только таблетками. Две недели я не хотела разговаривать вообще ни с кем. Казалось, что никто и представить не может, каково мне сейчас. Муж тоже страдал, но уходил на работу и отвлекался. Ночами я сидела на кухне ревела, пила успокоительные, снотворное, днём пыталась отвлекаться, гуляла с сыном, надевала очки, потому что плакала, когда видела мам с колясками. Я завидовала им, думала, что я какая-то не такая, грешная, не достойная, только я виновата в смерти дочери.

Прошло почти 9 месяцев (на момент написания истории – прим.ред.). Каждый день представляю, какой бы она была сейчас. Боль уже не такая острая, но каждый день, каждую минуту я ощущаю эту пустоту. Никогда не будет, как раньше, кажется, что я никогда уже не смогу почувствовать себя счастливой.

Я хочу сказать огромное спасибо психологу Фонда «Свет в руках» Куликовой Елене. Я обратилась в Фонд за помощью и получила её. Елена – истинный профессионал, помогла мне прийти в себя, выговориться, проговорить всё, не держать все обиды в себе. Я ей очень благодарна. Здорово, что такие фонды есть и есть люди, которые помогают таким как я, пережившим это горе.