А Игорёшка совсем исчез? Когда он вернётся?

Прошедшее кажется страшным сном, но это, к сожалению, не сон и никогда им не будет. Оказывается, это случается со многими, а я вот до произошедшего со мной несчастья даже не знала, что такое бывает.

Никогда не знаешь, что сможешь пережить.

И лучше не знать. Кажется кощунством, что вот ребенка нет, а я есть — живу, пью, ем, даже смеюсь иногда. Но жизнь – она ведь не заканчивается с чьей-то смертью, только с твоей собственной. И надо как-то жить, хотя бы ради своих близких. Моя мама у дверей роддома сказала мне: «У тебя есть Володя, ты должна жить ради него». Так вот получилось, что Игорёшки нет, а я живу.

Я начала подозревать, что что-то не так, когда 25 июня (ровно за месяц до предполагаемой даты родов) не почувствовала шевелений малыша. А накануне (вот это никак не могу себе простить) мы гуляли вечером с Сашей и Володей, и малыш очень больно толкался. Я сказала тогда ему: «Игорёш, дай маме отдохнуть хоть немного!»

Меня не оставляет мысль, как будто я обидела его, показала, что устала от него… Утром он уже не шевелился. Чего я только не делала, чтобы он шевельнулся – поворачивалась с боку на бок, прижималась к мойке на кухне (Игорёшка этого не любил и, бывало, сразу принимался толкаться)… Всё тщетно. Вспомнила, что за сутки до родов малыш затихает, подумала, что скоро рожу. Но и в пятницу ничего не изменилось. Я пошла на плановый прием к гинекологу. Где-то в глубине души я уже знала, что случилось непоправимое.

Сказала врачу, что не чувствую шевелений вторые сутки. Она не удивилась или не подала виду: «Спит, наверное». А потом она не услышала, как бьется его сердечко. Пока она искала, я смотрела на потолок и теряла надежду с каждой секундой. Она, в конце концов, вроде бы что-то услышала, но послала меня на КТГ «на всякий случай».

Сердцебиение не нашли, вызвали мне скорую. Надежда еще тлела во мне, когда я держала в руках направление на госпитализацию в первый роддом с диагнозом: «Острая гипоксия плода», когда я звонила мужу с просьбой уйти с работы и привезти мне пакет, подготовленный для родов.

Надежда окончательно умерла уже в роддоме со словами узиста: «Всё мертвое».

Я без слез дошла обратно до приемного покоя, сравнительно спокойно взяла телефон, набрала номер мужа и сказала: «Можешь не торопиться, ребенок умер». И только тут я заплакала, как плачут только от безысходности. И главный вопрос был даже не «Почему?», а «Что я скажу сыну?» Меня успокаивали, дали пару таблеток глицина и объяснили, что мне надо набраться сил – нужно еще рожать, ни на что уже не надеясь. Надо ехать в четвертый роддом (по прописке), и торопиться уже не нужно – некогда.

Врач из первого роддома звонила моему гинекологу и главврачу «Элегры», ругалась, что не с тем диагнозом меня отправили на скорой и не туда, что не сделали сами УЗИ… И мне надо было возвращаться в «Элегру». Мужа я дожидалась на улице (сама вышла, было невыносимо сидеть в приемном покое). Позвонила маме, сказала всё, попросила  оповестить всех родных. Меня хватило на два звонка – больше говорить об этом я не могла.

Муж приехал, мы с ним пошли в «Элегру». Шли почти в полной тишине. Странное это чувство: идёшь по улице, с виду беременная, а внутри тебя – уже не Жизнь, а Смерть. Я не смотрела на свой живот. Дошла до клиники, поднялась на третий этаж, чтобы взять новое направление, выслушала от гинеколога оправдания (она еще надеялась, что ребенок жив, когда отправляла меня на скорой). Я вела себя как робот, запретив себе плакать и даже думать о своем горе. Позвонила мама, велела ехать в четвертый роддом на скорой. Я попыталась ей объяснить, что торопиться некуда, но мама есть мама – она боялась, что я сама погибну, поэтому травила мне душу, призывая к активным действиям. Я не послушалась: мы с Сашей поехали домой, взяли пакет для роддома, вызвали такси. В «предбаннике» приемного покоя нас ждала мама, хотя муж по моей просьбе позвонил ей и сказал, что я никого не хочу видеть. Она попыталась меня успокоить, и сказала ту фразу про Володю, которая меня и поддерживала всё время в роддоме.

Я мечтала родить Игорёшку в четвертом роддоме – и родила. Бойтесь своих желаний…

Вызванные гормональными препаратами схватки были ужасны: я даже думала, что не переживу их. Молиться я могла только в самом начале схваток, а потом я превратилась в какой-то мычащий от боли овощ. На момент родов мой малыш был мертв около 5 дней. Мне не довелось рожать одной: ночью привезли еще двух рожениц, и я смотрела и слушала, как и они страдают от схваток. Но я-то знала, что их за эту боль ждет награда, а меня – нет.

Я не понимала этого вполне, пока не услышала крик ребенка в соседней родовой. Я на тот момент уже родила мертвого малыша, узнала, по какой причине он погиб (истинный узел на пуповине) и отказалась на него смотреть, хотя врач меня уговаривала: «Это же твой ребенок!» Акушерка накрыла тело пеленкой, и мне показали только узел, погубивший малыша. А в соседней родовой один за другим на свет появились два ребенка – девочка и мальчик, дети счастливых матерей. Я лежала и плакала, думая о том, что больше никогда не захочу родить…

Меня привезли в палату, где уже ждала Юля – такая же несчастная мать, как я, родившая мертвую девочку за сутки до меня. А потом привезли одну за другой моих «соседок» по предродовой палате. Оказалось, что они ничего не поняли, и одна из них спросила у меня: «Кто у Вас? Мальчик?» Пришлось объяснить. Вторая не слышала. Ей пришлось объяснить позднее. И вот она-то и выдала фразу, что на моем месте умерла бы прямо на столе. «Мне нельзя было умирать – у меня есть сын»,— ответила я.

Дальше началась медленная пытка: они звонили родным и близким, а те поздравляли их с появлением на свет малышей. Потом детей стали привозить на кормление… Всё время кормлений я провела в коридоре – иногда с Юлей, иногда без нее. Пару раз я плакала, уткнувшись в подушку, и пустырник, купленный по совету Юли, не помогал. Я понимала, что надо просто смириться, но организм отказывался это делать. К счастью, врач, который вел нашу палату (знаменитый Данилов), вошел в моё положение и выписал на следующий же день после родов, потому что послеродовое УЗИ у меня было хорошее.

Моя мама ходила к нему, когда меня только положили в роддом, чтобы узнать, почему меня нельзя кесарить и сколько я могу носить в себе мертвый плод без риска для собственной жизни. Наверное, поэтому когда за мной приехала мама, Данилов вышел к ней в выписную и заверил ее, что всё будет хорошо. Он сказал, что я очень сильная, и я всё вынесу. А еще он сообщил, что результаты гистологии будут готовы через месяц, и нам надо будет их забрать – они пригодятся при планировании следующей беременности. «Она вроде бы не хочет больше детей», — сказала моя мама. «Да куда она денется!» — ответил Данилов. И он был прав: на тот момент я уже не отвергала мысли о еще одной беременности.

По дороге домой мама предложила мне в ближайшее время отдохнуть где-нибудь с ней и Володей. Я и сама хотела уехать: невыносимо было думать о том, что придется на улице встречать знакомых, которые видели меня беременной, и объяснять, что случилось. Дома я успокоилась (тут и стены помогают), и страшило меня только одно – как сказать Володе. Пока я была в роддоме, он жил у бабушки, ему сказали, что мама с папой зарабатывают деньги. Он очень ждал Игорёшку, очень хотел братика… Объяснения взяла на себя бабушка: она сказала ему, что его мама заболела , и Игорёшки теперь не будет.

«Мама! Игорёшки не будет, но у меня есть двоюродный братик Мишутка, и я буду защищать его», — сказал мне сын с порога. Я нашла в себе силы не заплакать ни тогда, ни потом, когда он почти каждый день уточнял: «А Игорёшка совсем исчез? А когда он вернётся?»

Это были еще не все испытания: нам предстояли похороны. Сначала мы не знали как скоро нам отдадут тело, и поэтому через день после выписки моя бабушка провела со мной разъяснительную беседу по телефону: дескать, мне нельзя уезжать никуда (мы на тот момент уже собрались в профилакторий «Морозовский» через несколько дней), пока малыша не похоронили. Она вымотала мне всю душу. Я не готова была говорить о похоронах, я только-только чуть-чуть успокоилась. Наверное, мне следовало заплакать и бросить трубку, но я довела разговор до конца, потому что своему горю надо смотреть в глаза. А к вечеру того же дня (это был четверг) мне позвонили из роддома и сказали, что документы готовы и что в пятницу с утра мы уже можем забрать тело. Пришлось созваниваться с мамой… Не зная заранее, что всё получится так быстро, я на вечер как раз записалась на стрижку в парикмахерскую. Мастер уговорил меня еще и покрасить волосы, и вот как раз во время этой процедуры мне пришлось обсуждать с мамой похороны. Наверное, это дико смотрелось со стороны. Может быть, кто-то осудит меня за то, что я еще тело сына не успела предать земле, а уже красоту навела… Но я не могла смотреть в зеркало на себя с длинными волосами (я их отращивала во время беременности), на себя прежнюю, на то самое лицо, которое я видела в зеркале счастливым на протяжении 8 месяцев.

Пятница для меня началась с того, что, отведя Володю в садик, я начала собирать вещи, чтобы обрядить Игорёшку. Распашонка, ползунки, шапочка, вышитое одеяло – как для выписки из роддома. Это было невыносимо, но необходимо, поэтому я это сделала. Потом вдруг оказалось, что для того, чтобы похоронить Игорёшку в могилу к моему отцу, требуется сначала оформить документы в ритуальной конторе, и Саша поехал в Ждановский (документы из роддома мы забрали вместе, дальше я поручила всё ему). А я пошла по магазинам искать коробку, в которой мы могли бы похоронить малыша. Дома была одна вроде бы подходящая, но слишком маленькая – всего 40 см в длину, а малыш был 52 см… Нигде ничего подходящего не нашла, поручила Саше заехать в Икею и купить такую же коробку, как у нас дома, но побольше. Он купил, приехал домой и расплакался. Я обняла его и гладила по спине (утром он так же утешал меня), потом он вытер слезы и
сказал: «Ничего, главное – у нас есть Володя».

Все описываемые события произошли в 2015 году. В сентябре того же года мы с мужем повенчались. Просто решили - и сделали это. А еще я начала верить в Бога по-настоящему и ходить в церковь. Потому что стало слишком страшно жить без веры. Сначала боялась просить у Бога ребенка, потом осмелилась — и попросила. И вымолила.

17 февраля 2018 года у меня родился младший сын. Имя ему мы заранее не выбирали, назвали по святцам - Дмитрием.

Это была очень нервная и напряженная беременность. Боялись и молились все - я, муж, Володя, моя мама и еще многие. Узнав, что ребенок лежит неправильно, попой вниз, я отказалась что-либо делать, сказала: "Кесарите!" Роды начались в 38 недель, на следующий день после того, как я легла в роддом на плановое КС. Роды были экстренные (отошли воды), я даже испугаться как следует не успела. Когда мне показали малыша, оказалось, что у него шесть пальчиков на правой руке ("Смотрите, мамочка, один-два-три-четыре-пять, а этот — запасной. Не бойтесь, это корректируется"), а мне хотелось кричать от счастья: "Да какая разница, сколько пальцев! Он же живой!!!"

Старший сын недавно стал расспрашивать про Игорёшку, и я ему призналась, что малыш тогда умер, и теперь у него есть могила, и я молюсь за него. Володя сказал: "Мама, не плачь! У нас ведь теперь есть Дима. А Игорёшка всегда с нами, он ведь ангел. После смерти мы все будем вместе, на Небесах".

Оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, как мне было тяжело всё это время. Помог дневник (воспоминания выше — оттуда), который я вела целый год, новая работа, учеба (я успела выучиться на логопеда, защищала магистерскую диссертацию с Димулькой в животе и с ним же получала красный диплом). Помогла вера в Бога, хотя только спустя почти два года после трагедии я смогла найти священника, который посочувствовал мне и помолился вместе со мной, чтобы Господь дал мне ребенка. Помогла семья (и ее, пожалуй, здесь надо поставить на первое место), помогли подруги и даже почти незнакомые люди, которым я выговаривалась, потому что испытывала потребность говорить о своей боли не близким, слишком переживавшим за меня, а посторонним. Поискать организацию, которая могла мне помочь, я даже не догадалась. И как оказалось, зря. О фонде "Свет в руках" я узнала только недавно и сразу же решила сюда написать.

Ведь так важно знать, что ты не одинока. И что всё будет хорошо. Обязательно будет!

По статистике , каждый день в России рождаются 32 младенца мертвыми, треть из них доношенные.

Наш фонд оказывает поддержку семьям: как мужчинам, так и женщинам, тем, кто переживает смерть ребенка в родах, потерю беременности, выкидыш или смерть малыша после рождения – мы проводим группу поддержки родителей в в разных городах России, организуем личную поддержку с профессиональными психологами, готовим и делаем доступными каждой семье материалы, которые могут поддержать в такой ситуации.

Мы проводим исследования на тему сокращения смертности и нам сейчас нужны финансовые ресурсы на них. А так же, чтобы помочь каждой семье, потерявшей ребенка, своевременно узнать о том, что они не одни, и они могут и должны просить о помощи. И получат ее.

Вы тоже можете помочь! Потому что даже совсем маленькая сумма денег вносит вклад в это большое дело. По всей стране семьи смогут узнать, что они не одни, что рядом есть люди, и они хотят их поддержать сейчас.

Помочь Фонду: СМС на номер 3434 со словами НЕОДНА пробел СУММА ПОЖЕРТВОВАНИЯ (например, НЕОДНА 500)

Сделайте подписку на ежемесячные пожертвования и тогда, указанная вами сумма, будет списываться с вашей карты автоматически каждый месяц.